Пообщались с жодинцами, которые побывали в радиактивной командировке
Многие видели в украинском названии города Чернобыль – в переводе «полынь» – судьбоносное предсказание. Когда-то эта трава с терпким запахом благородной горечи сплошь покрывала берега тихой реки Припять. Может, и не было мистики, а ассоциации с горечью и горем лишь фантазии, но в один миг пожар на Чернобыльской АЭС 38 лет назад перевернул судьбы десятков тысяч семей и превратил город в призрак.
Под угрозой оказались не только жизни и здоровье людей, но и леса, поля, реки и озера. Ядерный смерч не щадил никого. Мирные жители вынуждены были бросить свои дома, автомобили, хозяйство, все, что нажили, и уехать. В то время как одни бежали, спасаясь от облучения, другие ехали его получать. Спасатели-пожарные, ликвидаторы, среди которых военные, милиционеры, медики, старались остановить разрушающую силу и минимизировать последствия, хотя сами до конца не понимали, с каким безжалостным врагом предстоит бороться.
После катастрофы тысячи белорусов добровольно поехали в зону отчуждения. Среди них было немало жодинцев, которые в разное время побывали в опасной командировке.
Долг службы, риск для жизни, страх перед неизвестным – с какими мыслями направлялись они на загрязненные территории? У каждого свои аргументы и принципы, которые сводятся к одному: иначе поступить они просто не могли. И спустя столько лет их воспоминания тоже схожи: пустые улицы, дома – безжизненные коробки, брошенные школы и детские сады, голодные собаки и сосны буро-красного цвета.
Страшно не было
Ко мне на встречу пришел бодрый седовласый мужчина с медалями на груди. Выправка и разговор по делу – такое первое впечатление произвел Михаил Тристинецкий, которому в этом году исполнится 75 лет. Все же профессиональное прошлое накладывает свой отпечаток. В 1970 году, сразу после армии, старший сержант связал свою жизнь со службой в милиции. Начал карьеру в должности участкового Жодинского ГОВД, а закончил командиром отделения по охране Госбанка.
В служебную командировку в Гомельскую область его направили в 1988 году, пробыл он там два месяца.
– Мы патрулировали территорию в 30 километрах от атомной станции, дежурили на постах. Наша задача была не допустить проникновение людей на зараженную территорию и в очаги возгораний. Облако дыма от вспыхнувшего деревянного дома могло разнести радиацию на десятки километров, – делится Михаил Григорьевич.
Патрулировали улицы, лес и береговую зону по 12 часов. В ночное время свет фар отражался в покинутых домах, и лишь выживший домашний скот да дикие кабаны встречались на пути.
– Были и мародеры. Они вывозили макулатуру, дрова, брикеты и вещи первой необходимости. Особенно отчаянные охотились на зверей, мясо которых, конечно, в пищу было непригодно и опасно, – вспоминает собеседник.
Жили в казарме в Хойниках, утром выбывали на службу, а вечером первым делом – душ или баня. Как признается Михаил Григорьевич, никакой особой спецзащиты не было, поэтому у ликвидаторов внушительный список диагнозов.
– На инструктаже предупреждали, что в машинах находиться нельзя, ведь металл накапливает радиацию. А как нам патрулировать, да еще и зимой? За одну смену проезжали по 400 километров! Но страшно не было, наверное, потому что врага никто не видел, не чувствовал его прицела.
Не мирный атом
Ликвидатор Сергей Макаров тоже оказался в зоне отчуждения бесстрашным 22-летним парнем. Он только вернулся из армии, устроился на БЕЛАЗ ветврачом подсобного хозяйства, женился и впервые стал отцом.
– Хорошо помню 1 мая 1986 года. Я заметил желтые круговые осадки после дождя, что показалось подозрительным. Но все списали на пыльцу деревьев. А уже в августе, по прибытии на загрязненные территории, я понял природу происхождения радужных кругов на воде, – вспоминает Сергей Викторович.
Сначала приехали в Быхов, затем в городской поселок Перки, который находился в 30-километровой зоне отчуждения. Но там наблюдалось серьезное повышение радиационного фона, поэтому ликвидаторов перевели в деревню Острогляды Брагинского района. В общей сложности в опасной зоне мужчина пробыл четыре с половиной месяца.
– Нас поселили в здании интерната. Первые впечатления: на улице холодная осень, а в саду неподалеку висят крупные яблоки. Их так много, а есть нельзя, – делится собеседник.
Сергея, как и других прибывших с ветеринарным образованием, призвали на работу в лабораторию. На тот момент она была единственной на всю чернобыльскую зону. Специалисты бактериального отдела должны были не допустить вспышки инфекционных и радиологических заболеваний.
А еще помнит он автобус с детьми, которые вернулись из пионерского лагеря, но попасть домой так и не смогли. Через окна смотрели на родителей, которые пришли их встретить, и рыдали. Выпустить ребят к ним на зараженные территории не могли. По словам Сергея Викторовича, даже мужчины в оцеплении плакали, наблюдая за этим.
Елена САПРАНОВИЧ
